Примечание редакции 2011 года:

 

Следующее открытое письмо было написано в апреле 1890 года.

Однако его распространению препятствовали, пока Елена Петровна

Блаватская была жива, а также в течение 31 года после ее смерти. И только в январе 1922 года оно впервые было опубликовано в ежемесячном журнале Адьярского общества «Теософ».

 

Причины отказа теософам в Индии (и в других местах) со стороны «властей» Адьяра на протяжении десятилетий в праве прочесть это письмо от основателя движения коренятся политике. Они заключаются в том, что власти опасались потерять контроль. Даже сегодня это письмо представляет опасность, потому что оно содержит правду. Членам Адьяра и теософам во всём мире есть чему поучиться, поразмыслив над ним. Письмо содержит уроки которые могут помочь Адьярскому обществу и движению в целом достичь лучшего будущего. Оно исследует правильные отношения между теософским движением и понятиями Учителей. Оно также разъясняет отличие реальной теософии от номинальной и рассматривает прискорбное «малодушие главных теософов».

 

Такую проблему легко исцелить, если лучше узнать правду.

Движение станет только сильнее, учась на своих ошибках.

 

(Карлос Кардосо Авелине)

 

0000000000000000000000000000000000000000000000000000000

 

 

 

                                   «Полумеры (…) больше невозможны».

 

                                  «..… И я не могу, оставаясь верной

                                  клятве всей моей жизни и обетам, жить теперь в

                                 штаб-квартире, из которой практически изгнаны

                                Учителя и их дух. Присутствие их

                                портретов не поможет; это мёртвая буква».

 

                                                             (ЕПБ)

 

ПОЧЕМУ Я НЕ ВОЗВРАЩАЮСЬ В ИНДИЮ

Моим братьям из Арьяварты

 

В апреле 1890 г. исполнилось пять лет с тех пор, как я покинула Индию. Многие из моих индийских братьев в разное время с тех пор, как я уехала, проявляли ко мне особую доброту, особенно в этом году (1890 г.), когда я, будучи почти смертельно больной, получила от нескольких индийских отделений сочувствующие письма с заверениями, что они не забыли ту, для которой Индия и индусы были бóльшую часть её жизни гораздо дороже, чем её собственная страна.

 

Поэтому я обязана пояснить, почему я не возвращаюсь в Индию, а также моё отношение к новой странице в истории Т.О. тем, что меня официально поставили во главе теософского движения в Европе. Ведь не только из-за плохого здоровья я не возвращаюсь в Индию. Те, кто спас меня от смерти в Адьяре и ещё дважды после этого, могли бы легко сохранить мне жизнь там, как и здесь. Есть куда более серьёзная причина. Здесь для меня начертана линия поведения, и я нашла среди англичан и американцев то, что до сих пор тщетно искала в Индии. В Европе и Америке за последние три года я встретила сотни мужчин и женщин, у которых хватало мужества заявлять о своей убежденности в реальном существовании Учителей и которые работают для теософии по Их направлениям и под Их руководством через моё скромное «я».

 

С другой стороны, в Индии, с момента моего отъезда, истинный дух преданности Учителям и смелость заявлять об этом неуклонно угасали. В самом Адьяре усиливаются раздоры и конфликты между личностями; неуместную и совершенно незаслуженную неприязнь – почти ненависть – проявляли ко мне некоторые его сотрудники. Похоже, в последние годы в Адьяре происходило что-то странное и сверхъестественное. Как только европеец, наиболее склонный к теософии, наиболее преданный Делу и личный друг меня или президента, ступает на землю Штаб-квартиры, он тут же становится личным врагом того или иного из нас, и, что ещё хуже, кончает тем, что наносит ущерб делу и дезертирует.

 

Следует сразу понять, что я никого не обвиняю. Зная то, что мне известно о деятельности сил кали-юги, стремящихся помешать Теософскому движению и разрушить его, и тех, кто один за другим становился моими врагами (и это без какого-либо повода с моей стороны), я не считаю их за таковых, как я могла бы считать, если бы дело обстояло иначе.

 

Одним из главных факторов пробуждения Арьяварты, что было частью работы Теософского общества, был идеал Учителей. Но из-за недостатка суждения, осмотрительности и различения, а также из-за вольностей, допущенных с их именами и личностями, возникло великое заблуждение относительно них. Я под самой торжественной клятвой и обещала никогда никому не открывать всей правды, кроме тех, кто, подобно Дамодару, был, в конце концов, ими избран и призван. Все, что мне тогда позволили открыть, это то, что где-то существовали такие великие люди; что некоторые из них были индусами; что они, как никто другие, были сведущи во всей древней мудрости гупта-видьи и приобрели все сиддхи; не так, как они представлены в предании и «маскировках» древних писаний, а так, как они есть на самом деле существуют в природе; а также то, что я была челой одного из них. Однако вскоре в воображении некоторых индусов относительно них сформировались самые дикие и нелепые фантазии. Их называли «махатмами», и все же некоторые слишком восторженные друзья принижали их своими странными причудливыми образами; наши оппоненты, описывая махатму как полного дживанмукту, настаивали на том, что как таковой он был лишен права поддерживать какие бы то ни было отношения с людьми, живущими в мире. Они также утверждали, что, поскольку это кали-юга, невозможно, чтобы в наше время вообще могли существовать махатмы.

 

Несмотря на эти ранние заблуждения, идея об Учителях и вера в них уже принесли свои хорошие плоды в Индии. Их главным желанием было сохранить истинный религиозный и философский дух древней Индии; защищать древнюю мудрость, содержащуюся в его даршанах и Упанишадах, от систематических нападок миссионеров; и, наконец, пробуждать дремлющий этический и патриотический дух в тех юношах, в которых он почти исчез вследствие университетского образования. Многое из этого было достигнуто Теософским обществом и через него, несмотря на все его ошибки и несовершенства.

Если бы не теософия, разве бы у Индии был её Тукарам Татья [1], делающий теперь бесценную работу, которую никто в Индии никогда не думал делать до него? Без Теософского общества разве могла бы Индия когда-либо подумать о том, чтобы вырвать из рук ученых, но бездуховных востоковедов дело возрождения, перевода и редакции священных книг Востока, популяризировать и продавать их по гораздо более низкой цене, и в то же время в гораздо более правильной форме, чем когда-либо в Оксфорде? Мог бы сам наш уважаемый и преданный брат Тукарам Татья подумать об этом, если бы он не вступил в Теософское общество? Был бы даже возможен сам ваш политический конгресс без Теософского общества? Самое главное, чтобы по крайней мере один из вас всецело получил от этого пользу; и если бы Общество никогда не дало Индии ничего, кроме одного будущего адепта (Дамодара), у которого теперь есть перспектива однажды стать махатмой, несмотря на кали-югу, одно это было бы доказательством того, что оно не напрасно было основано в Нью-Йорке и перенесено в Индию. И, наконец, если кто-нибудь из трехсот миллионов жителей Индии сможет представить доказательства, что теософия, Т.О. или даже мая скромная персона были средствами причинения хотя бы малейшего вреда либо стране, либо какому-либо индусу, то основатели общества виновны в обучении пагубным доктринам или в даче дурных советов — тогда и только тогда мне можно вменить в вину преступление, что я выдвинула идеал Учителей и основала Теософское общество. Да, мои добрые и незабвенные индийские братья, одно только имя святых Учителей, к которым когда-либо обращались с мольбами об их благословениях, от одного конца Индии до другого — одно только их имя произвело великие перемены к лучшему на вашей земле. Ни полковнику Олкотту, ни мне вы чем-то обязаны, но воистину этим именам, которые всего несколько лет назад стали привычными в ваших устах.

 

Таким образом, пока я оставалась в Адьяре, все шло достаточно гладко, потому что тот или иной из Учителей почти постоянно присутствовал среди нас, и их дух всегда защищал Теософское общество от реального вреда. Но в 1884 году полковник Олкотт и я уехали посетить Европу, и пока нас не было, грянул «гром» падре-Кулонов. Я вернулась в ноябре и серьезно заболела. Именно в это время и во время отсутствия полковника Олкотта, бывшего в Бирме, наши враги посеяли семена всех будущих раздоров и — скажу сразу — распада Теософского общества. То, что с заговором Паттерсона-Кулона-Ходжсона и малодушием главных теософов, Общество не рухнуло тогда же на месте, должно быть достаточным доказательством того, что оно находилось под защитой. Вера малодушных поколебалась, и они стали вопрошать: «Если Учителя — настоящие Махатмы, то почему они допустили ли такое, или почему они не прибегли к своим способностям, чтобы разрушить этот заговор или иной тайный сговор, или даже того или иного мужчину или ту или иную женщину?» Но уже бесчисленное количество раз объяснялось, что ни один адепт правого Пути не будет вмешиваться в справедливое действие кармы. Даже величайший из йогов не может отклонить ход кармы или задержать естественные результаты действий более чем на короткий период, и даже в этом случае эти результаты лишь вновь заявят о себе позже с десятикратной силой, поскольку таков оккультный закон кармы и нидан.

 

И опять же, даже величайшие феномены не будет способствовать реальному духовному прогрессу. Каждый из нас должен завоевать мокшу или нирвану своими собственными заслугами, а не потому, что гуру или дэва помогут скрыть наши недостатки. Нет никакой заслуги в том, чтобы быть созданным безупречным дэвом или быть богом; но есть вечное блаженство мокши, вырисовывающееся для человека, который становится как бог и божество через свои собственные личные усилия. Наказание виновных — это миссия кармы, а не обязанность какого-либо Учителя. Но те, кто поступает согласно их учению и живет той жизнью, лучшими образцами которой они являются, никогда не будут ими покинуты и всегда обретут их благотворную помощь в случае необходимости, явную или невидимую. Это, конечно, адресовано тем, кто еще не совсем потерял веру в Учителей; те, кто никогда не верил или перестал верить в них, могут оставаться при своём мнении. Никто от этого ничего не потеряет, кроме, пожалуй, их самих когда-то однажды.

Что до меня самой, то кто может обвинить меня в том, что я вела себя как самозванка? в том, чтобы, например, я взяла хоть один-единственный пайс [2] у какой-нибудь живой души? в том, что я когда-либо просила денег или брала их, несмотря на то, что мне неоднократно предлагали большие суммы? Те, кто, несмотря на это, решил думать иначе, должны будут объяснить то, что даже мои клеветники из класса падре и Общества психических исследований не смогли объяснить до сих пор, а именно мотив такого мошенничества. Им придется объяснить, почему вместо того, чтобы брать и зарабатывать деньги, я отдавала Обществу каждый пенни, заработанный написанием статей для газет; почему в то же время я чуть не убила себя непосильным и непрекращающимся трудом год за годом, пока мое здоровье не пошатнулось, так что, если бы не неоднократная помощь моего Учителя, я давно бы умерла от последствий такого добровольного каторжного труда.

 

Что же до абсурдной теории о русской шпионке, если она еще и находит признание в некоторых идиотских головах, то давно исчезла, во всяком случае, из мозгов официальных англо-индийцев.

 

Если бы, говорю я, в тот критический момент члены Общества, и особенно его лидеры в Адьяре, индусы и европейцы, встали вместе, как один человек, твердо убежденные в реальности и могуществе Учителей, теософия вышла бы более победоносной, чем когда-либо, и ни одно из их опасений никогда не оправдалось бы, как бы коварны ни были расставленные мне юридические ловушки, и какие бы ошибки и промахи в суждении я, их покорный представитель, не допустила бы в ходе ведения дела. Но верность и мужество адьярских властей и тех немногих европейцев, которые доверились Учителям, не выдержали испытания, когда оно пришло. Несмотря на мои протесты, меня поспешно увезли из штаб-квартиры. Несмотря на то, что я была больна, почти умирала, как говорили врачи, все же я протестовал и сражался бы за теософию в Индии до последнего вздоха, если бы нашла верную поддержку. Но кто-то испугался юридических проблем, кто-то — правительства, а мои лучшие друзья верили угрозам врачей, что я должна была умереть, если останусь в Индии. Поэтому меня отправили в Европу, чтобы восстановить силы, с обещанием скорого возвращения в мою любимую Арьяварту.

 

Ну, я уехала, и тут же начались интриги и слухи. Уже в Неаполе я узнала, что, как говорили, я подумывала основать в Европе «соперничающее общество» и «подорвать Адьяр» (!!). Тут я рассмеялась. Потом пошли слухи, что Учителя оставили меня, была им неверна, сделала то или иное. Ничто из этого не содержало ни малейшей правды или фактического основания. Затем меня обвинили в том, что я в лучшем случае являюсь галлюцинирующим медиумом, принявшим «призраков» за живых Учителей; в то время как другие заявляли, что настоящая Е. П. Блаватская мертва (умерла из-за неразумной практики кундалини) и что её форма была немедленно захвачена дугпа-челой, которой была нынешняя Е. П. Блаватская. Некоторые опять же считали меня ведьмой, волшебницей, которая ради своих целей играла роль любящего Индию альтруиста, а на самом деле стремилась уничтожить всех тех, кто имел несчастье подвергнуться моему психическому воздействию. На самом деле психические способности, приписываемые мне моими врагами, всякий раз, когда факт или «феномен» нельзя было объяснить, настолько велики, что они сами по себе сделали бы из меня самого замечательного адепта — независимо от каких-либо Учителей или Махатм. Одним словом, до 1886 годла, когда был опубликован отчёт О.П.И., и этот мыльный пузырь лопнул над нашими головами, была одна длинная череда ложных обвинений, каждая почта приносила что-то новое. Я не буду никого называть; не имеет значения, кто что сказал, а кто повторил.

Одно можно сказать наверняка: за исключением полковника Олкотта, все, похоже, изгнали Учителей из своих мыслей и их дух из Адьяра. Любую мыслимую непоследовательность связывали с этими святыми именами, и я одна была ответственна за каждое происходившее неприятное событие, за каждую сделанную ошибку. В письме, полученном от Дамодара в 1886 году, он сообщил мне, что влияние Учителей в Адьяре с каждым днем ​​ослабевало; что их ежедневно представляли менее чем «второсортными йогами», что полностью отрицалось некоторыми, в то время как даже те, кто верили в них и оставались верными им, боялись даже произносить их имена. Наконец, он очень настоятельно убеждал меня вернуться, говоря, что, конечно, Учителя позаботятся о том, чтобы мое здоровье не пострадало от этого. Я написала об этом полковнику Олкотту, умоляя его позволить мне вернуться и обещая, что буду жить в Пондишери, если потребуется, если мое присутствие в Адьяре нежелательно. На это я получила смехотворный ответ – что как только я вернусь, меня как русскую шпионку сошлют на Андаманские острова, что, конечно, впоследствии полковник Олькотт обнаружил как абсолютную ложь. Готовность, с которой ухватились за такой тщетный предлог для удержания меня от Адьяра, ясно показывает неблагодарность тех, кому я отдала свою жизнь и здоровье. Более того, по настоянию, как я поняла, Исполнительного совета под совершенно абсурдным предлогом, что в случае моей смерти мои наследники могут претендовать на долю в адьярской собственности, президент послал мне на подпись юридический документ, согласно которому  я официально отказываюсь от каких-либо прав на штаб-квартиру или даже не могу жить там без разрешения Совета. И это несмотря на то, что я потратила несколько тысяч рупий из личных денег и отдала свою долю прибыли от журнала «Теософ» на покупку дома и его мебели. Тем не менее, я подписала отказ без единого слова протеста. Я поняла, что там я нежеланна, и осталась в Европе, несмотря на мое горячее желание вернуться в Индию. Как могла я поступить иначе, когда чувствовала, что все мои труды были вознаграждены неблагодарностью, когда самые настойчивые мои желания вернуться сталкивались с надуманными оправданиями и ответами, вдохновленными враждебно настроенными ко мне людьми?

 

Результат этого слишком очевиден. Вы слишком хорошо знаете положение дел в Индии, чтобы мне долго останавливаться на подробностях. Одним словом, со времени моего отъезда не только активность движения там постепенно ослабла, но и те, к кому я питала глубочайшую привязанность и относилась к ним, как мать к собственным сыновьям, отвернулись от меня. Находясь на Западе, как только я приняла приглашение приехать в Лондон, я обнаружила, что люди (несмотря отчёт О.П.И., слухи, дикие подозрения и гипотезы, свирепствующие во всех направлениях) верят в истину великого Дела, за которое я боролась, и в мою собственную добросовестность.

Действуя по приказу Учителя, я начала новое движение на Западе по первоначальным направлениям; я основала «Люцифер»[3] и Ложу, которая носит мое имя. Признавая великолепную работу, проделанную в Адьяре полковником Олкоттом и другими для выполнения второй из трех целей Т. О., а именно способствование изучению восточной литературы, я была полна решимости осуществить здесь две другие цели. Все знают, с каким успехом это проходило. Дважды полковника Олкотта просили приехать, а потом я узнала, что я всё ещё нежеланна в Индии — по крайней мере, некоторыми. Но приглашение пришло слишком поздно; да и мой доктор не разрешил бы этого, и я не смогу, если хочу оставаться верна клятве всей своей жизни и обетам, жить теперь в штаб-квартире, из которой фактически были изгнаны Учителя и их дух.

 

Присутствие их портретов не поможет; они – мертвая буква. Правда состоит в том, что я никогда не смогу вернуться в Индию ни в каком другом качестве, кроме как в качестве их верного посредника. И поскольку, если они не появятся в Совете in propria persona (чего они, конечно же, никогда не сделают сейчас), никакие мои советы по оккультным вопросам вряд ли будут приняты, так как факт моих отношений с Учителями подвергается сомнению, а некоторыми даже полностью отрицается; я же сама не имею никаких прав на штаб-квартиру, зачем же мне, стало быть, жить в Адьяре?

 

Дело в том, что в моем положении полумеры хуже, чем ничего. Люди должны либо полностью верить в меня, либо честно не верить. Никто, ни один теософ, не принуждён верить, но людям более чем бесполезно просить меня помочь им, если они не верят в меня. Здесь, в Европе и Америке, есть много тех, кто никогда не колебался в своей преданности теософии; следовательно, распространение теософии и Т.О. на Западе за последние три года было необычайно успешным. Главная причина этого состоит в том, что благодаря преданности постоянно растущего числа членов Делу и тем, кто им руководит, я получила возможность и поддержку на создание эзотерической секции, в которой я могу преподавать кое-что из того, чему я научилась сама, тем, кто доверяет мне и доказывает это доверие своей бескорыстной работой ради теософии и Т.О.. Итак, в будущем я намерена посвятить свою жизнь и энергию Э.С. и обучению тех, чьим доверием я пользуюсь. Бесполезно тратить то немногое время, которое у меня осталось, чтобы оправдываться перед теми, кто не уверен в реальном существовании Учителей, только потому, что, не понимая меня, им выгодно меня подозревать.

 

И позвольте мне сразу же сказать во избежание неправильного понимания, что моя единственная причина для принятия экзотерического направления европейских дел состояла в том, чтобы спасти тех, в чьём сердце действительно есть теософию и кто трудится ради нее и Общества, от тех, кто не только не заботятся о теософии, изложенной Учителями, но всецело работают против обоих, стремясь подорвать проделанную благую работу и противодействовать её влиянию, как открытым отрицанием существования Учителей, так и открытой и ожесточенной враждебностью ко мне, а также объединившись с самыми отчаянными врагами нашего Общества.

 

Полумеры, повторяю, уже невозможны. Либо я изложила правду об Учителях, как  я её знаю, и учу тому, чему они меня научили, либо я изобрела и их, и эзотерическую философию. Среди эзотериков внутренней группы есть такие, которые говорят, что если я сделала последнее, то я сама вероятно являюсь «Учителем». Как бы то ни было, альтернативы этой дилемме нет.

 

Таким образом, единственная претензия, которую Индия когда-либо могла бы иметь ко мне, должна быть лишь прямо пропорциональна активности тамошних товарищей в области теософии и их верности Учителям. Вам нужно мое присутствие, чтобы убедить вас в истинности теософии, не больше, чем вашим американским братьям. Убеждение, которое ослабевает, когда какая-либо конкретная личность отсутствует, вовсе не является убеждением. Знайте же, что какие-либо дальнейшие доказательства и учения я могу давать только эзотерической секции, и по следующей причине: её члены — единственные, кого я имею право исключать за открытое несоблюдение их клятвы (не мне, Е.П.Б., но их высшему Я и махатмическому аспекту Учителей); этой привилегией я не могу пользоваться по отношению к обычным членам Т.О., но она является единственным средством отрезать больную конечность от здорового тела Древа, и тем самым спасти его от заражения. Я могу заботиться только о тех, кого не может поколебать любое дыхание клеветы, любая насмешка, подозрение или критика, от кого бы они ни исходили.

 

Впредь пусть будет ясно понято, что остаток моей жизни посвящен только тем, кто верит в Учителей и готов трудиться ради теософии, как они ее понимают, и ради Т.О. в том направлении, в котором они первоначально его учредили.

 

Если, таким образом, мои индийские братья действительно и искренне желают возродить Индию, если они хотят когда-либо вернуть те дни, когда Учителя в эпоху древней славы Индии свободно приходили к ним, направляя и обучая людей, то тогда пусть они отбросят все страхи и колебания и откроют новую страницу в истории Теософского движения. Пусть они смело сплотятся вокруг президента-основателя, нахожусь ли я в Индии или нет, как и вокруг тех немногих истинных теософов, которые всегда остались верными, и бросят вызов всем клеветникам и честолюбивым оппозиционерам, как вне, так и внутри Теософского общества.

 

СНОСКИ:

 

[1] Тукарам Татья был членом теософского движения. Он опубликовал серию важных книг по философии йоги. (ККА)

 

[2] Пайс. Редакция «Теософа» уточняет, что «пайс» был самой мелкой англо-индийской монетой. (ККА)

 

[3] «Люцифер» — это название журнала Е.П.Б., издаваемого в Лондоне. Слово означает «светоносец» на латыни, и это древнее название «утренней звезды», Венеры. Однако со времен Средневековья это слово было искажено неблагоразумными богословами. (ККА)

 

000

 

Приведенный выше текст также опубликован в сборнике “Theosophical Articles” «Теософские статьи», Е. П. Блаватская, Theosophy Company, Лос-Анджелес, 1981, том I, стр. 106-114.

 

000