(Продолжение)
«Я просматриваю сообщение, которое получил сразу после возвращения из подземной комнаты, еще не задумываясь слишком глубоко о том, что я там увидел, чтобы дать опыту погрузиться глубоко в мое сердце. Разве не правильно – это не может быть неправильно – что в нашем развитии бывают периоды, когда физический мозг должен находиться в покое, чтобы дать ему время как гораздо менее полноценному механизму, в отличие от того, что говорят о нем профессора английского колледжа, усвоить то, что он получил. В это время истинный мозг — так сказать, духовный мозг — ведет активно как всегда весь ход мыслей, отключенных от головы. Конечно, это противоречит современной науке, которая, как говорят, распространяется по всей Азии, но для меня это определенно точно.
Надо заново обдумать ситуацию: я пошел с Кунала в подземное помещение, там увидел и услышал нечто очень поучительное и важное. Я возвращаюсь в свою комнату и начинаю ломать голову над всем этим, чтобы провернуть все снова и снова в своем сознании с целью очищения и нахождения истинного смысла. Мои размышления прерывает записка от Кунала, в которой он советует мне прекратить ломать голову и позволить всему, что я видел, погрузиться вглубь сердца. Каждое его слово я воспринимаю с уважением и стараюсь понять смысл, так как он ничего не говорит зря. Поэтому когда он говорит, что надо позволить увиденному погрузиться в «сердце», в этом предложении он говорит о моей мыслящей части — уме – и, по-видимому, имеет в виду, чтобы я отделял сердце от ума и придавал сердцу все большую и большую силу.
Итак, я повиновался запрету, и насколько мог, постарался забыть то, что видел, и что меня озадачило, и стал думать о другом. Спустя несколько дней, в один прекрасный день, размышляя над эпизодом, связанным с Вишну Пурана (1), мне довелось увидеть один старый дом, мимо которого я проходил. Я остановился, чтобы рассмотреть любопытное устройство на крыльце. В это время, казалось, как будто то это устройство, или дом, или само обстоятельство, каким бы маленьким оно ни было, открыли сразу несколько направлений мысли о подземной комнате, сделали их все ясными, показали мне чёткий вывод, а также хорошо раскрыли и полностью проиллюстрировали дело к моему огромному удовольствию. Теперь я хорошо понимаю, что те немногие дни, которые, казалось, были потрачены впустую, оторванные от созерцания события и его уроков, с большой пользой были употреблены духовным человеком для разгадки запутанного клубка, в то время как хваленый мозг оставался в бездействии. И сразу же была какая-то вспышка, а с ней пришло знание. (2) Но я не должен зависеть от этих вспышек, я должен дать мозгу и его управляющему материал для работы.
********
Вчера вечером, когда я собирался лечь спать, голос Kунала позвал меня снаружи, и я сразу пошел. Пристально глядя на меня, он сказал: «Мы хотим видеть тебя», и, когда он говорил, он постепенно менялся, или исчезал, или растворялся, принимая вид другого человека со страшным лицом и глазами, форма которого, по-видимому вышла из физического тела Kунала. В то же время два других тела стояли также здесь, одетые в тибетскую одежду. Один из них вошел в мою комнату, откуда я вышел. После того, как я учтиво их поприветствовал, не зная их намерения, я спросил у самого важного:
«Есть ли у Вас приказания?»
«Если бы они были, тебе сказали бы о них без всяких вопросов, ответил он, стой спокойно на месте».
Потом он стал пристально смотреть на меня. Я почувствовал очень приятное ощущение, как будто выходил из тела. Я не могу сказать, сколько прошло времени. Но я был в необычном месте. Это было в верховьях — у подножия – горного хребта. В этом месте было всего два дома прямо напротив друг друга, и никаких других признаков жилья не было. Из одного из них вышел старый факир, которого я видел на празднике Дурги, но как он изменился, и все же был тем же; тогда он был неприятным стариком, теперь же молодым, сияющим и красивым. Он улыбнулся мне, и сказал добродушно:
«Никак не ожидал увидеть кого-нибудь, но всегда готов ответить, если спрашивают; неразумно высматривать великих последователей Васудевы снаружи, ищи лучше внутри».
То же самое говорил нищий факир!
Затем он сказал мне следовать за ним.
Пройдя небольшое расстояние, около половины мили или около того, мы пришли к естественному подземному ходу, который находится под – горным хребтом. Путь очень опасен; река течет внизу со всей яростью стиснутых вод. Есть естественная дамба, по которой может пройти только один человек, один неосторожный шаг и судьба идущего по ней решена. Помимо этой дамбы нужно было пройти несколько долин. Пройдя значительное расстояние по подземному ходу, мы вышли на открытую равнину в Л – К. Там стоит большое массивное здание тысячелетней давности. Перед ним огромный египетский Тау. Здание покоится на семи больших колоннах, каждая из которых сделана в виде пирамиды.. . Входные ворота имеют вид большой треугольной арки, а внутри находятся различные помещения. Здание настолько велико, что я думаю, что оно может легко вместить двадцать тысяч человек. Мне показали несколько комнат.
Здесь, вероятно, есть главное место для всех тех, кто принадлежит к этому классу для обряда инициации и пребывания в течение некого необходимого периода.
Потом вслед за проводником я вошел в большой зал. Проводник был на вид молод, но в его глазах отражались века… Величие и спокойствие этого места наполняет сердце благоговением. В центре было то, что мы назвали бы алтарем, но он, вероятно, был местом, где сосредоточивалось всё, сила, устремления, знания и энергия собрания. Сидение, или место, или престол занимаемый главой или высочайшим распространяет вокруг себя неописуемое сияние славы, которое, кажется, исходит от того, кто на нем сидит. Окружение трона не было великолепным, и само место не было как-нибудь украшено; все великолепие исходило от ауры сидящего на нем. Над его головой в воздухе, стоя там, я увидел три золотых треугольника. Да, они были там, и, казалось, светились неземным блеском, что знаменовало их священное происхождение. Ни треугольники, ни свет, озаряющий это место, не были получены какими-то механическими средствами. Когда я посмотрел вокруг, то увидел, что над другими тоже были треугольники, у некоторых по два, и все блестели особенным ярким светом.
[ Здесь снова встречается масса символов. Совершенно очевидно, что именно в этом месте, он хочет записать моменты инициации, которые хотел бы запомнить. И я должен признаться, что не в состоянии разъяснить их смысл. Это необходимо оставить интуиции и, возможно, будущему опыту своей собственной жизни.]
***
14-й день после новолуния. События ночи в зале посвящения доставили мне много беспокойства. Был ли это сон? Заблуждаюсь ли я сам? Может все это мое воображение? Таковы были недостойные вопросы, которые мелькали один за другим у меня в голове еще в течение нескольких дней. Kунала не касался этой темы, а я не мог задать вопрос. И не хотел. Я решил, что, будь что будет, решение должно придти ко мне или будет дано мне не по моей воле.
Какая польза мне будет от учения и всех этих символов, если я не смогу подняться до уровня всепроникающего знания, с помощью которого я сам, только сам, буду в состоянии решить эту загадку и различать истинное от ложного или иллюзорного? Если я не смогу рассечь узлы сомнений и узы невежества, то это является доказательством того, я еще не поднялся на уровень, стоящий выше этих сомнений… Вчера вечером после того, как весь день я охотился по моему ментальному небу за быстрыми разрушителями стабильности, ментальными перелетными птицами, я лег на кровать, и, как только я сделал это, до моего слуха дошли следующие слова:
«Беспокойство является врагом знания, подобно завесе оно падает на глаза души. Питай его, и завеса станет только плотнее; изгони его, и солнце правды сможет рассеять облачную завесу».
Приняв эту истину, я решил запретить всякое беспокойство. Я знал, что запрет идет из глубины моего сердца, потому что это был голос учителя. Уверенность в его мудрости и повелительный характер самих слов заставили меня следовать наставлению. Как только разрешение было принято, я почувствовал, что что-то упало мне на лицо, и я сразу схватил это. При свете лампы я увидел записку, написанную хорошо знакомым почерком. Развернув ее, я прочитал:
«Нилакант, это – не сон. Все было на самом деле, и происходило еще то, что твое бодрствующее сознание не может запомнить. Размышляй над всем этим как о реальности, и из малейших обстоятельств извлекай уроки, любое возможное знание. Никогда не забывай о том, что твое духовное развитие происходит довольно часто скрытно от тебя. Двумя из многих препятствий для памяти являются беспокойство и эгоизм. Беспокойство является барьером, построенным из грубых и горьких материалов. Эгоизм – это огненная тьма, которая сжигает матрицы памяти. Вместо них пусть в памяти твоей будут мирная тишина довольства и живительный дождь доброжелательности». (3)…
[Я пропускаю здесь, а также в других местах, простые замечания о путешествиях и различных мелких вопросах, по всей вероятности, не представляющих интереса.]
В прошлом месяце при переходе через горы возле В., меня неудержимо потянуло исследовать заброшенное здание, которое я сначала принял за элеватор или что-то в этом роде. Оно было каменным, квадратным, без отверстий, окон и дверей. Снаружи оно было похоже на руины прочного, каменного основания какого-то старинного здания, шлюза или башни. Kунала стоял недалеко и смотрел на него, а потом он спросил у меня, что я думаю об этом месте. Все, что я мог сказать, было то, что, хотя оно казалось прочным, я думал, что оно может быть полым.
«Да, сказал он, оно полое. Это одно из тех мест, когда-то сделанных йогами для вхождения в глубокий транс. Когда чела (ученик) находится там, его учитель следит, чтобы никто не вошел. Но когда адепт хочет использовать его, чтобы оставить тело на то время, когда он путешествует в своей истинной, хотя, возможно, и невидимой, форме, часто предпринимаются другие средства защиты, которые столь же безопасны, как и присутствие учителя ученика». «Ну, сказал я, вероятно, как раз сейчас никакого тела нет внутри».
«Не делай такого вывода, ни какого-либо другого. Оно, возможно, занято, а, возможно, и нет».
Затем мы отправились дальше, и он рассказал мне о доброжелательности не только браминских йогов, но и буддистов. Истинный ученик не находит никаких различий в другом ученике, который, возможно, из другой веры. Все достигают истины. Дороги различны, но цель у всех одна.
… Повторяется три раза: «Время созревает и растворяет все существа в великом Эго; тот, кто знает, во что растворяется само время, тот – знаток Вед».
Как следует понимать, не только что сказано, но и почему сказано три раза?
Там было три сокровищницы. Над дверью висела картина, при взгляде на которую я, казалось, был пронзен светом, как огнем. В моем сознании ее очертания выросли, а затем исчезли, когда я переступил порог. Внутри опять ее образ встал перед глазами. По-видимому, приманивая меня, он исчезал, а потом снова возвращался. У меня создалось впечатление, что она как будто пропитана жизнью и намерена представить себя моей критики. Когда я начинал анализировать ее, она исчезала, а затем, когда я боялся не выполнить свой долг или неуважительно относиться к существам, она возвращалась, как будто требовала внимания. Вот, ее описание:
Человеческое сердце, имеющее в своем центре небольшую искру; искра увеличивается и сердце исчезает. В это время как бы сильная пульсация проходит через меня. Сразу теряется идентичность, я хватаюсь за себя, и снова появляется сердце с искрой и увеличивается до размеров огромного огненного пространства. Еще раз глубокое движение, а затем звуки (7); они исчезают. Все это на картине? Да! Картина живая! Она разумна! Она похожа на картину, которую я видел на Тибете во время моего первого путешествия, где встает живая луна и проходит перед взором. Где был я? Нет, не потом! Это было в зале. Опять этот все пронизывающий звук. Он, кажется, несет меня, как река. Затем он прекратился, этот беззвучный звук. Потом опять картина; это – Пранава (4) Но между сердцем и Пранавой мощный туго натянутый лук со стрелами наготове. Далее сокровищница с Пранавой над ней, она плотно закрыта, нет ни ключа, ни замочной скважины. По бокам символы человеческих страстей. Дверца сокровищницы открывается, и мне кажется, что я вижу истину. Нет! Еще одна дверца? Снова сокровищница. Она открывается тоже, а за ней видна еще одна, которая ярко сверкает. Подобно сердцу она делает себя единой со мной. Непреодолимое желание подойти к ней, приходит ко мне изнутри, и оно поглощает всю картину.
«Прорвись сквозь сокровищницу Брахмана, используй учение учителя». (5)
[Нет никакой связи между этим увещеванием и каким-то конкретным человеком. Очень вероятно, что это было сказано либо им самим в монологе, либо каким-то голосом или лицом.
Я должен закончить здесь, так как я нахожу большие перерывы и пробелы в записях. Должно быть, он перестал записывать, что он далее видел или делал в своей истинной внутренней жизни. И вы наверняка согласитесь, что если бы он продолжил последние части, он не мог бы записать свои размышления по этому вопросу или изложить факты. Мы, однако, никогда не может сказать, в чем заключалась причина. Ему могли сказать, не делать этого, или, вероятно, не было возможности.
Эти страницы содержали многое, связанное с его повседневной семейной жизнью, что не представляет интереса: записи разговоров, мирские дела, вопросы денег и обстановки, поездок и встреч с друзьями. Но они показывают, конечно, что он все это время жил и работал со многими людьми, часто уставал, заботясь о семье, и она также утешала его. Все это я опустил, хотя это могло быть интересным для вас, но я старался дать только то, что относилось к периоду, отмеченному в начале, к его встречи с М., и закончить последней замечательной сценой, о подробностях которой мы можем только догадываться. По необходимости было опущено очень много достаточно непонятного в символизме, чтобы защитить от раскрытия. Честно я пытался открыть двери шифров, так как не находил запрета, и все, что я смог очистить от окутывающей их неизвестности, я дал вам.
Как он говорил, давайте приветствовать друг друга и последнюю сокровищницу Брахмана: Ом, Хари, Ом! Пер.]
Сноски:
- Древняя индусская книга сказок, а также поучений. — [Ред.]
- Эти вспышки мысли не остались неизвестными даже для научного мира, так например, в трансе английским ученым было открыто, что на солнце есть железо; Эдисон получал откровения таким же образом. — [Ред.]
- Внимательный исследователь помнит, что Якоб Бёме говорил о «суровых и горьких страданиях природы, что является принципом, производящем кости и все телесные образования». Здесь учитель, по-видимому, говорит удачливому челу, что в духовном и психическом мире сильное и горькое беспокойство ставит завесу перед нами и мешает нам использовать память. Он говорит о памяти, которая выше обычной. Надо признать правильность и ценность сказанного, когда мы размышляем, что, в конце концов, весь процесс развития является процессом возвращения памяти прошлого. Это же учение можно найти в чистом буддизме, а также и в его искаженной форме. — [Ред.]
- Мистический слог ОМ. — [Ред.]
- Здесь очевидно упоминаются Упанишады, так как они содержат наставления учителя о том, чтобы пройти через все сокровищницы, пока не будет достигнута последняя. — [Ред.]