Первое и самое раннее впечатление, которое у меня сложилось о мадам Блаватской, было ощущением силы и широты ее личности;  как будто я находился в присутствии одной из главных сил природы.

 

Помню, что речь шла о великих лидерах материализма, которым тогда отводилось больше места  в глазах общества, чем сейчас, а также об их догматическом отрицании души и духовных сил.  Участие мадам Блаватской в обсуждении не было воинственным, и вряд ли даже склонным к спорам.  Всё же она твёрдо верила в абсолютную бесполезность рассуждений материалистов, и не в результате каких-то утончённых логических рассуждений или умелой полемики, но как бы вследствие того, что живой и бессмертный дух своим простым присутствием тотчас же доказывал несостоятельность отрицания духовной жизни.

Это чувство сильной личности не было ощущением, испытываемым в присутствии какой-то великой личности, которая доминирует над окружающими её людьми и заставляет их чувствовать своё ничтожество, тиранически попирая их независимость.  Это было скорее ощущением глубинной реальности, неиссякаемой силы сопротивления, ощущением духа, созданного в самых глубинах природы, и достигшего изначальных вечных истин.

 

Постепенно под влиянием этого доминирующего ощущения силы возникало едва различимое чувство великой нежности и доброты, неизменной готовности, забыв совсем о себе, и от всего сердца погрузиться в жизнь других людей.

 

Другая сторона характера мадам Блаватской (великий свет и проницательность души) раскрывалась медленнее. Будучи усыпленным состраданием ко всем этой личности и успокоенным чувством уравновешенной силы, человек сначала не замечал её свойства внутреннего света, пока какой-то внезапный поворот мысли или перемена чувства не открывали ему глаза, и он не осознавал присутствие обитателя вечности.

 

Все замечали, путешествуя по диким и горным странам, что огромные массивы гор, а также долины часто бывают скрыты от взора и остаются невидимыми;  всё внимание и зрение сосредотачиваются на нежной грации природы, на деревьях, птицах и цветах, и какой-то хребет появляется незаметно, пока неожиданно не откроется его гребень, и ум не будет поражён быстро развернувшейся перед ним огромной панорамой.

 

Эти поразительные, неожиданные проблески глубины я часто ощущал в присутствии мадам Блаватской, когда её богатый и исполненный сострадания характер приводил к тому, что почти все начинали верить в её удивительную личность, и только.

 

На протяжении всей ее жизни доминирующей нотой характера мадам Блаватской была энергия;  в первые годы жизни – энергия без света;  потом – энергия и свет в равной степени.  Самые ранние воспоминания о ее жизни рисуют ЕПБ сильной и властной личностью, всегда производящей глубокое впечатление на своё окружение, подавляющей другие личности и часто властно управляющей ими, но с всегдашней преобладающей щедростью и мягкостью в мыслях и почти невероятной щедростью в действиях, поскольку сильная личность использует свою силу часто экстравагантно, часто неразумно и часто незаслуженно.

 

Затем на неё снизошёл свет, и хаотическая сила её натуры осветилась, гармонизировалась, очистилась и с той же доминирующей силой она была готова донести свое послание до человечества, послание сильных к слабым, послание того, кто стоял в круге света, тем, кто был вне круга, во тьме.

 

С беспрецедентной силой она отстаивала души;  с исключительной силой она учила реальности духа своей жизнью, демонстрируя бессмертные энергии.

 

Она с огромной силой набрасывалась на мрачные ядовитые тучи зла и невежества, которые окутывают и отравляют человеческую жизнь; просвет в этих свинцовых тучах, через который высоко вверху мы можем уловить синеву, является свидетельством величия силы, разорвавшей эти тучи.

 

Она была личностью такого масштаба, что разделила мир на приверженцев и противников, не оставив равнодушным никого; показателем силы её натуры является, как лютая враждебность её врагов, так и преданная любовь её друзей.  Сила и влияние её личности были таковы, что по сравнению с ней все остальные души казались инертными.

 

Она имела смелость жить как бессмертный дух и подчинять физическую природу и основные жизненные силы бессмертным силам;  она всё время опиралась на реалии духовной природы, и равным образом отказывалась признавать тиранию материального мира.

 

И эта властная сила, а также ясный внутренний свет, соединились и создали характер удивительной доброты и мягкости, а также абсолютной самозабвенности и незлобивости.

 

Ничто в ней не было более примечательным, ничто более верно не отмечало её как одну из избранных, как великое смирение её характера, готового отрицать и игнорировать свою собственную великолепную одаренность, чтобы выявлять качества других людей.  Это смирение не было просто манерностью или уловкой, чтобы вызывать восхищение или удивление, но глубоко искренним выражением её натуры, выражением столь же глубоким и реальным, подобно тому, как сэр Исаак Ньютон сравнивал себя с маленьким ребёнком, собирающим ракушки на берегу океана, хотя он прожил выдающуюся жизнь.

 

Натура мадам Блаватской была похожа на горный поток, вытекающий из какого-то глубокого, чистого озера, находящегося выше облаков, и стремительно несущего в долины богатство гор, чтобы раздать богатство среди голодных и жаждущих, живших на равнине у подножья гор;  передать им новую жизнь и плодородие, и обещание более богатого урожая в установленный срок; среди простых даров гор, приносить в долину время от времени крупицы золота и драгоценных камней, неся их как река Пактол[1] несла свой песок. И время от времени обитатели долины, находя эти редкие сокровища и видя в них свидетельство ещё большего богатства гор, клянутся никогда не прекращать поиски этого великого сокровища до самой смерти.

 

Такова была мадам Блаватская при жизни;  и теперь с её смертью мы наполовину потеряли вкус к жизни;  и с её отсутствием пропал один из великих стимулов жизни.

 

Но чтобы освятить одиночество после своей смерти, она оставила нам великий урок своей жизни – быть верной себе, верной своему духу, верной своему Богу.

 

Тот, кто был рядом с ней, такой спокойной в момент смерти, не мог никак поверить, что эта стремительная натура, эта грандиозная сила перестала существовать; с чувством потери при её уходе пришло гораздо более сильное, чем разум или логика, убеждение, что сила, подобная её силе, не может угаснуть со смертью, и что такая великая душа, как её душа, никогда не может перестать существовать.

 

И так ушла от нас душа исключительной силы, необыкновенного света,

необычайного добродушия.  Её жизнь придала жизни новое благородство;  и с её смертью смерть стала добрее.

 

[1] Плутарх (46—125) пишет, что Пактол называли Хризороас (греч. Χρυσορρόας) — «златоносный») по золотому песку, который в изобилии несли его воды. Предполагали, что эта река была источником богатств царя Лидии Крёза. – Прим. пер.

ЧАРЛЬЗ ДЖОНСТОН, Ч.Т.О.

A Memory of Madame Blavatsky