Братство по существу есть план восприятия, образ мышления

 

«Никакой истинный факт нельзя назвать не братским, какой бы неприятной ни была эта истина».

 

Теософы любой степени заинтересованности и просвещения безоговорочно принимают великие идеи братства, милосердия и терпеливости.

 

Да, вот в чём загвоздка — мы принимаем эти идеи безоговорочно, тогда как наше духовное просвещение должно начинаться в силу необходимости со строгого контроля — не нашего поведения, а мыслей, на которых основывается наше поведение. Что есть важнее мыслей, которые управляют нашими отношениями с собратьями, с видимой и невидимой окружающей нас природой, неотъемлемыми элементами которой мы являемся?

 

Все люди без исключения имеют свои представления об этих великих предметах. Являются ли эти представления совершенными, всеобъемлющими, неизменными — или они ограничены, с оговорками и, следовательно, изменчивы?

 

В тот момент, когда мысли обращены внутрь этого великого понятия Братства, происходит непосредственное соединение буддхи с манасом, высшего принципа с более низшим. Это всё тот же человек, но он уже не «дом, разделившийся сам в себе» [1]. Соединение не происходит посредством какого-то чуда и не может быть вызвано какой-либо внешней силой или действием. Это явный акт воли – духовной воли.

Братство с этой точки зрения является всеобщим; с любой другой точки зрения братство становится неправильным термином, тенью и предполагает прямое нисхождение на более низший план восприятия, план двойственности, план «великого парадокса» или «пар противоположностей».

 

Что это значит?

 

Это означает нашу неспособность проявлять духовную волю; в результате наша вселенная разделена горизонтом, который мы сами и установили. Он делит на тех, кто за нас, и на тех, кто против нас! Это есть «ересь обособленности», личная точка зрения противоречащая безличной, и таково общее состояние всех людей; это то состояние, из которого каждый отдельный человек сам должен выйти, если он вообще хочет быть свободным.

 

Поэтому Братство для каждой личности по сути есть точка зрения, план восприятия или образ мышления, который личность может принять или отвергнуть согласно своей воле. Понять его, возвыситься до него, бороться за сохранение такого образ мышления, возвращаться к нему всякий раз, как только уходим от него, — это и есть ученичество, согласно Е. П. Блаватской и её Учителям.

 

Нет такого понятия, как христианское братство или буддийское братство, или теософское братство, но есть Братство — или его тень, единение людей с частными и, следовательно, отдельными целями, намерениями и задачами. Любая религия обязательно представляет собой просто сектантство, потому что она основана на разделении, а не на единстве. В равной степени в силу необходимости любая религия порождает секты — деления внутри своего собственного сегмента.

Вселенная не является религиозной, и тем более научной. Это вселенная Закона. Закон формулируется по-разному, но по существу он означает, что каждое существо действует согласно приобретенной им природе и никак иначе — пока не научится чему-то лучшему. Таким образом, прогресс осуществляется не через мнение, веру, силу или действие любого рода, осуществляемое извне, а исключительно через просвещение. И опять же, всякое просвещение есть самопознание. Любое общество есть не что иное, как средство просвещения. Если силы воли не хватает, никакое общение не может принести человеку пользу в нравственном или духовном отношении.

 

Никакое объединение людей никогда не создавало более благородных, более величественных, более уникальных и, следовательно, более просветительских возможностей для своих членов, чем Родительское теософское общество. Была ли использована любая возможность, в то время когда у членов Общества была бесценная возможность прямого контакта с Учителем и её учением? [2] После тринадцати лет существования этой организации она объявила, что Общество представляло собой «полнейшую неудачу» и «симуляцию» в смысле преданности своим провозглашённым целям. Было ли её суждение «не братским»?

 

Никакой истинный факт нельзя назвать не братским, какой бы неприятной ни была эта истина. Разве она поступила не по-братски в ​​нравственном или духовном смысле, когда признала этот факт и безошибочно указала на него тем, кто был за это ответственен? Но они так думали – и действовали соответственно. Они предъявляли ей претензии за то, что она указывала им на неприятные факты. Разве она предъявляла им претензии за их неудачу? Перестала ли она работать или сошла с прямого и узкого пути из-за того, что говорили и делали другие?

 

В этом заключается великий урок для понимания значения Всеобщего Братства — урок для теософов сегодня, который следует изучать и применять к брожению, наблюдаемому среди многочисленных теософских обществ. Все стремятся к «братству», не отказываясь от своей сектантской принадлежности. Является ли это ренессансом Братства Е.П.Б. или возрождением «братства», расколовшего Родительское общество на сектантские осколки?

 

Теософам открывается возможность – либо сломя голову устремиться в новую «обетованную землю», либо подвергнуть сомнению некоторые наши интерпретации Всеобщего Братства.

 

ПРИМЕЧАНИЕ:

[1] Мф.12:25

[2] Джон Гарригес имеет здесь в виду Елену Петровну Блаватскую.

000

Вышеупомянутая статья была впервые опубликована в декабрьском номере журнала «Теософия» в Лос-Анджелесе в 1930 году, стр. 49-51, без указания её автора. Оригинальное название: «Терпимость». Здесь она приводится из журнала «Теософ эпохи Водолея», мартовский номер за 2013 год.