Воздух вокруг нас сам по себе есть огромная библиотека с бесчисленными страницами книг
000000000000000000000000000000000000000
Нижеследующая статья приводится из январского номера журнала «Теософ», Адьяр, Индия, стр. 93-94.
0000000000000000000000000000000000000000000000
Одна этическая максима гласит, что «руководство, ведущее к жизни в каждом и во всех без исключения, является хорошим». Но мы, вырождающиеся арийцы, давно упустили из виду эту максиму. Мы уже давно забыли о наилучшем практическом средстве руководства жизни, о наших практически исчезнувших шастрах, обладающих большой силой. Наука учит нас, что звук неразрушим, и мы ликуем по поводу силы математического анализа или, по крайней мере, здравого научного анализа. Сочинение «Фонограф» свидетельствует о неизменности звука. Много веков назад наши седовласые риши учили афоризму о шавде Брахмана. Дух улетучился, осталось только толкование мертвой буквы. Мы рассматривали это как проявление ненормального воображения.
«Фонограф» заставил нас со вздохом оглянуться назад. Изобретение фонографа профессором Эдисоном является лишь последним подтверждением древней теории: звук неразрушим, ничто никогда не теряется.
«Аннигиляция существует только в воображении. Это иллюзия воображения, мечта поэта, дикая и холодная фантазия скептика. Ничто, очевидное для восприятия, не допускает разрушения. Это хорошо известная аксиома в физике. Не во власти человека уничтожить малейшую частицу материи. То, что называется разрушением применительно к материальным субстанциям, есть не что иное, как разложение и повторное соединение их скрытых единиц».
Мы можем химическими или научными средствами и процессами изменять и перестраивать существующие комбинации материи, но при таком разделении на составные элементы, рассеянные и кажущиеся разрушенными частицы вступают в новые и отличные соединения и принимают другие модели и формы, но никогда не уничтожаются в своей первоначальной природе и своих элементах.
Здесь можно подчеркнуть, что разложение и повторное соединение скрытых единиц не обязательно означают вечное движение вперёд. Здесь нам на помощь приходит доктрина соответствий. От простого к сложному – вот, порядок эволюции, и, следовательно, движение назад является исключением, а не правилом.
То, что звук неразрушим (то есть шабда есть нитья или звук вечен), находит свое подтверждение не только в фонографе, но я привожу прекрасную выдержку, вышедшую из-под пера проницательного философа, который опубликовал свое эссе в «Девятом Бриджуотерском трактате», которое еще лучше продемонстрирует истинность такого утверждения. Он пишет: –
Пульсации воздуха, однажды приведенные в движение человеческим голосом, не перестают существовать вместе со звуками, которые они породили. Какими бы сильными и слышимыми они ни были в непосредственной близости от говорящего и в момент произнесения, их быстро ослабевающая сила вскоре становится неслышимой для человеческого слуха. Движения, которые они задали частицам одной части нашей атмосферы, передаются постоянно увеличивающемуся числу, но в совокупности движение, измеряемое в одном и том же направлении, не прибавляется. Каждый атом теряет столько же, сколько отдает, и снова получает от других атомов часть тех движений, которые они, в свою очередь, оставляют.
Вздымаемые таким образом воздушные волны гуляют по поверхности земли и океана, и менее чем за двадцать часов каждый атом атмосферы подхватывает измененное движение благодаря той бесконечно малой части первоначального движения, которая была передана ему по бесчисленным каналам и которая должна продолжать воздействовать на его путь на протяжении всего его будущего существования.
Но существование этих воздушных импульсов, невидимых самым зорким глазом, неслышимых самым чутким ухом, не воспринимаемых человеческими органами чувств, все же доказано человеческим разумом; и в некоторых немногих и предельных случаях, призывая на помощь самый утонченный и всеобъемлющий инструмент человеческой мысли, мы прослеживаем их направление и измеряем их интенсивность.
Если бы человек лучше владел математическим анализом, его знания об этих движениях были бы более обширными. Но существо, обладающее неограниченными познаниями в этой науке, могло бы проследить каждое мельчайшее последствие этого первичного импульса. Однако такое существо, намного возвышающееся над нашей расой, все равно было бы неизмеримо ниже даже нашего представления о бесконечном разуме.
Но, предполагая, что заданы первоначальные состояния каждого атома земной атмосферы, а также все внешние причины, действующие на него, и предполагая также отсутствие вмешательства новых причин, такое существо могло бы ясно проследить его будущий, но неизбежный путь, и оно могло бы ясно предвидеть и абсолютно точно предсказать на любой, даже самый отдаленный период времени, обстоятельства и будущую историю каждой частицы этой атмосферы.
Давайте представим себе существо, наделенное таким знанием (хотя уже и не воображаемое существо), с тем чтобы в отдаленную эпоху исследовать совпадение фактов с тем, что его глубокий анализ позволил ему предсказать. Если бы существовало какое-либо малейшее отклонение, он немедленно различил бы в его существовании действие новой причины; и с помощью того же анализа, проследив это несоответствие до его источника, он узнал бы время его возникновения и точку пространства, в которой оно возникло.
Если так рассмотреть, то каким странным хаосом является эта обширная атмосфера, которой мы дышим! Каждый атом с отпечатками добра и зла одновременно сохраняет движения, которые ему придали философы и мудрецы, вперемешку десятью тысячами способов со всем, что бесполезно и низменно. Сам воздух – это одна огромная библиотека, на страницах которой навеки записано все, что когда-либо говорил мужчина или шептала женщина. Там, изменчивыми, но безошибочными символами, смешанными как с самыми ранними, так и с самыми поздними вздохами смертных, навсегда записаны неисполненные клятвы, невыполненные обещания, увековечивающие в совокупных движениях каждой частицы свидетельства изменчивой воли человека.
Но если воздух, которым мы дышим, является неизменным историком высказанных нами чувств, то земля, воздух и океан – вечные свидетели совершенных нами поступков. К ним применим тот же принцип равенства действия и противодействия: любое движение, сообщаемое любой из их частиц, передается всем окружающим, причём доля каждой частицы уменьшается с их количеством и в совокупности зависит от количества и положения тех, на кого воздействует первоначальный источник возмущения. Волны воздуха, хотя во многих случаях и воспринимаются органами слуха, становятся видимыми глазу только благодаря особым приспособлениям; но волны воды представляют для зрения самую прекрасную иллюстрацию передаваемого движения. Каждый, кто бросал камешек в тихие воды бассейна, видел оставленные им круги, постепенно увеличивавшиеся в размерах и так же равномерно терявшие отчетливость. Возможно, он наблюдал отражение этих волн от краев бассейна. Возможно, он также замечал, как две, три или более волн, каждая из которых беспрепятственно следует своим собственным курсом, совершенно отчетливо расходятся от двух, трех или более центров возмущения. Возможно, он видел, что в таких случаях частицы воды там, где волны пересекаются друг с другом, принимают участие в движениях, обусловленных каждой серией.
Ни одно движение, вызванное естественными причинами или деятельностью человека, никогда не прекращается. Рябь на поверхности океана, вызванная легким бризом, или спокойная вода со следами тяжелого судна, скользящего с едва расправленными парусами по её поверхности, одинаково неизгладимы. Кратковременные волны, поднятые попутным бризом, по-видимому, рожденные только для того, чтобы умереть на том месте, где они родились, оставляют после себя бесконечное потомство, которое, возрождаясь с уменьшенной энергией в других морях, посещая тысячи берегов, отражаясь от каждого и, возможно, снова частично концентрируясь, продолжит свой непрерывный путь до океана, пока сам он не будет уничтожен.
След каждого каноэ, каждого судна, которое до сих пор бороздило поверхность океана, независимо от того, приводилось ли оно в движение вручную или силой стихии, навсегда остается зафиксированным в будущем движении всех последующих частиц, которые могут занять его место. Оставленная им борозда действительно мгновенно заполняется смыкающимися водами, но они увлекают за собой другие, более крупные части окружающей стихии, и они снова, будучи перемещены, сообщают движение другим в бесконечной последовательности.
Твердая субстанция самого земного шара, рассматриваем ли мы мельчайшее движение мягкой глины, получающей отпечаток от ног животных, сотрясение, возникающее при падении гор, раздираемых землетрясениями, в равной степени передает и сохраняет через все свои бесчисленные атомы отпечатанную на них их долю движений.
В то время как воздух, которым мы дышим, является вечно живым свидетелем высказанных нами чувств, вода и более твердые материалы земного шара являются столь же непреходящим свидетельством совершенных нами деяний.
В заключение я спрашиваю ваших читателей, не подтверждают ли эти высказывания К. Бэббиджа наши древние доктрины о постоянстве звука и законе кармы.
Дарджилинг,
18 октября 1884 года
Шри Кширд Сарма