511 W 122. [Нью-Йорк].
13/26 марта [1908 г.].

<…> О Русских теософах – они не особенно-то хороши. Редактора теософического
обозрения в Петербурге я хорошо знала, или подредактора. Хласко его фамилия. Он поляк.
Человек добрый и не без дарований, но лучше бы было, если б он оставил теософию в покое.
Большой он фантазёр и совершенно не способен разобрать, что правда, что нет, а между тем не без
самоуверенности. Мы с ним здесь целый год возились и многие наши знакомые теософы
приютили его, но благодарности никто не видал. Эх-ма, даже жалко говорить. Вот так пионер
тетиного дела. – О тех же, что прислали мне свой сборник
– и тут не легче. У них с первой же
страницы начинаются восторги на счет Ани Безант, а в настоящее время у тетиного дела нет врага
хуже ее. Под видом теософии, в невинности души, она распространяет по белу свету всякое
психопатство высшего полета, и сама того не знает. Она тети и двух лет не знала, а раньше того
много лет была агностиком, т.е. человеком отрицательного отношения ко всему, что касается
веры. А между тем природа у нее энтузиастическая и всю жизнь она хватала через край. То она
дерется с полицейскими, не пускающими ее девчонок со спичечных фабрик в парламент; то опять- таки
сталкивается с полицией, потому что та ей мешает раздавать на улицах Лондона памфлет
Мальтуса о том, как иметь удовольствие, но детей не иметь; то в самом начале своей карьеры в
церкви своего мужа публично отказывается причаститься, потому что это-де против ее принципов.
Одним словом у нее натура незрелой девчонки. И 19 лет теософии ей ничуть не помогли. Как
была такая и осталась. К теософии она совершенно не была подготовлена. А между тем чуть тетя
умерла, она вдруг оказалась на самом главном месте. Я не из тех, которые ее обвиняют в
честолюбии не в меру и даже в узурпаторстве. Все это случилось на моих глазах, и я знаю, как
было дело. Причиной с одной стороны было ее действительно искреннее и горячее желание
служить другим и так же ее большая бесспорная талантливость, а с другой стороны, слабость
окружавших ее, сродное природе человеческой желание идти всегда за вожаком и опираться на
более сильную руку. Вот и вышла чушь! Она была совершенно не в силах разобраться в очень
сложных вопросах психологии, которые немедленно же представились ей, и решила дело на
основании видений и прочего психопатства (психопатства в этом случае; разумеется, такого рода
видения бывают и правдой), когда лучше было бы решить дело добротой сердечной. А при ее
новонахлынувшем психопатстве доброта сердца отошла для нее на второй план, и даже совсем
стала невидима. Результатом было ее гонение на Джаджа. Это была ужаснейшая трагедия! У
Джаджа было столько настоящей мудрости, прозорливости и доброты, сколько Ани Безант не
наскрести и через тысячу лет. Джадж был преданнейшим учеником тети, понимавшим ее лучше
кого бы то ни было, без исключений, он работал с тётей с самого начала, с самого дня основания
общества, и даже немного раньше. И вот, не проучившись у тёти и двух лет, не зная ничего о
прошлых великих трудах Джаджа, Ани Безант с места в карьер берет на себя объявить его
шарлатаном, обвинить его в подлогах писем от Хозяев тётиных, осрамить и ославить и Джаджа, и
общество на весь мир. Олкот, бывший хорошим посланником тёти вначале, но потерявший нить
путеводную в 1884, во время скандала Куломбов, оказался союзником Ани Безант. И вот вдвоём
они такого дела натворили, что им еще долго конца не будет! А между тем, во все время гонений
на него Джадж умирал медленной смертью, сознательно решившись молчать, потому что
обещался молчать, мы все обещаемся молчать и молчим. В этом испытание твердости,
спокойствия и веры. Еще до его смерти и немедленно вслед за ней в Обществе, насчитывавшем
тогда многие тысячи, начался раскол, отпадения и т.д. Большинство пошло вслед за Ани Безант, и
несмотря на то, что у них там постоянные скандалы, обличения и т.д., особенно со смерти Олкота,
который последние годы впал в детство и смерть которого сопровождалась всякой вредной
неразберихой в виде видений и т.д., у Ани все же больше последователей. И вот уже сколько лет
прошло, а она при всяком удобном случае бросает комок грязи в память Джаджа, которого она и
мизинца не стоит. – И вот-вот интересная подробность, так, в скобках: будучи совершенно далеко
от всего этого, не зная никаких подробностей, наша мамочка написала и мне в Лондон, а позже и
Джаджу в Америку письмо, которое показывало, что она дает вполне верную оценку всей
истории; она была под впечатлением тогда, что исполняет тётиное желание, что весьма
правдоподобно, т.к. верная, бескорыстная любовь как ее к сестре – единственный верный
проводник между двумя мирами и без нее никакие оккультизмы ни гроша не стоют. – А между
тем Ани Безант до такой степени наивно относится к делу, что не далее как в сентябре писала
мне, что желала бы сотрудничать с нами! Это все равно, как если бы св. Павел вдруг сошел с ума
после видения по дороге в Дамаск, изругал Иоанна-евангелиста, осрамил всех и после стал бы
писать тем, что остались верными Христову завету вообще и памяти Иоанна в частности, что
хочет с ними сотрудничать.
Видит Бог, что я не хочу ни думать, ни говорить зла о Ани Безант. Но с моей точки зрения и
в память того, что было и что так близко моей душе, я не могу не видеть, что свет, предлагаемый
ею, есть фальшивый свет. Но она искренна и честна, когда фантазии и тщеславие не мешают ей
видеть. Рано или поздно она опомнится. Да и не мое дело ее осуждать. И все это я пишу вам,
чтобы показать вам, какое трудное мое положение в отношении русских теозофов, книжку
которых мне прислали. Вы легко можете вообразить, что обо всем этом мне нелегко говорить, а
тем более с людьми новыми, не знающими ничего о нашем прошлом. Приди я в сношения с этими
новыми людьми, молчать я не могу, не имею права, а говорить так претит, будто я грязное белье
разбираю. Да ведь я напугать могу добрых людей, может, совсем без нужды, ибо, может, этого
всего им еще ведать не надлежит. Но одно совершенно ясно: тут не я, не мы, не Джадж главное
дело, а принимать закон Божий: возлюбите друг друга как самих себя, прощайте, будьте
снисходительны – ибо это единственное верное основание стремления к тому, что выше и больше
нас.
Я сказала нашему секретарю, чтоб наш журнал посылали в Россию в 2-х экземплярах. Если
же кто из теозофов будет спрашивать, дай им адреса: Dr Archibald Keightley, 46 Brook st.,
London W., а так же: Paul Rauty, 120 Wilhelm strasse, Berlin, S.W. Это верные люди. <…>