Рассказ о самоотверженности и выживании

000000000000000000000000000000000000

 

Примечание редакции:

 

Борис де Цырков включил

Следующий рассказ – вместе с другими

посмертно изданными сочинениями – в

Т. XIII Собрания сочинений Е.П.

Блаватской (TPH, 1982, см. стр. 248-251).

Рассказ также входит в сборник «Картинная

галерея-обличитель», Е.П. Блаватской и

У.К. Джаджа, Theosophy Co., Бомбей/Мумбай,

Индия, 1984, 247 стр., стр. 126-130. Оригинальное название:

«Из северных земель – рождественская история».

 

Мы разделили несколько длинных абзацев на более короткие.

 

(Карлос Кардосо Авелине)

 

00000000000000000000000000000000000000000000000

 

 

 

Всего год назад, во время рождественских праздников, в загородном доме, а точнее в старинном родовом замке богатого землевладельца Финляндии собралось многочисленное общество.

 

Многое осталось в нем от гостеприимного образа жизни наших предков; сохранились и многие средневековые обычаи, основанные на традициях и суевериях, финских и русских, последние завезены его владетельницами с берегов Невы.

 

Наряжали ёлки и готовились к гаданию. Ведь в том старом замке висели мрачные, изъеденные червями портреты знаменитых предков, рыцарей и дам, были здесь и старые заброшенные башенки, с бастионами и готическими окнами; таинственные мрачные коридоры, и тёмные бесконечные подвалы, легко превращающиеся в подземные ходы и пещеры, в призрачные темницы, населённые беспокойными фантомами героев местных легенд. Одним словом, всё в старой усадьбе располагало к страшным романтическим историям. Но, увы! на этот раз от них нет никакой пользы; в настоящем повествовании эти милые старые ужасы не играют той роли, какую могли бы играть в противном случае.

 

Главный её герой — очень заурядный, прозаический человек; назовём его Эрклером. Итак, доктор Эрклер, профессор медицины, наполовину немец по отцу, вполне русский по материнской линии и по образованию, выглядел довольно крепко сложенным и обычным смертным. Тем не менее, с ним случались весьма необычные вещи.

 

Эрклер, как оказалось, был заядлым путешественником, который по собственной воле сопровождал одного из самых известных исследователей в его кругосветных путешествиях. Не раз они оба смотрели смерти в лицо, чуть не погибнув от солнечного удара под тропиками или от холода в полярных областях. Несмотря на всё это, доктор с неугасающим энтузиазмом рассказывал об их «зимовках» в Гренландии и на Новой Земле, о пустынных равнинах Австралии, где он ел на обед мясо кенгуру, а на ужин мясо эму, и как он чуть не умер от жажды во время перехода по безводной пустыне, которую они преодолевали в течении сорока часов.

 

«Да, — говорил он, — я испытал в жизни почти всё, кроме того, что вы назвали бы сверхъестественным… Правда, если не брать в расчёт некое чрезвычайное событие в моей жизни (встречу с человеком, о котором я вам сейчас расскажу,) и его… в самом деле, довольно странные, могу добавить совершенно необъяснимые последствия.

 

Все громко потребовали его объяснений; и доктор, вынужденный уступить, начал свой рассказ.

000

В 1878 году мы были вынуждены перезимовать на северо-западном побережье Шпицбергена. В течение короткого лета мы пытались найти дорогу к полюсу; но, как обычно, попытка оказалась неудачной из-за айсбергов, и после нескольких таких бесплодных попыток нам пришлось отказаться от этого.

 

Не успели мы устроиться, как на нас опустилась полярная ночь, наши корабли застряли, оказавшись в ледовом плену в заливе Моссель, и мы оказались отрезанными на восемь долгих месяцев от остального мира…  Признаюсь, я, например, поначалу ужаснулся. Особенно нас обескуражило то, что однажды в ненастную ночь снежный буран разметал большую часть материалов, заготовленных для наших зимних построек, и лишил нас более сорока оленей из нашего стада. Перспектива голодной смерти не способствует хорошему настроению; а с потерей оленей мы лишились жаркого – лучшего plat de résistance (блюда) во время полярных морозов, так как человеческий организм требует в этом климате больше тепла и сытной пищи.

 

Однако мы, наконец, смирились с этой утратой и даже привыкли к местной и на самом деле более питательной пище – тюленьему мясу и жиру. Наши люди из остатков бревен построили дом, искусно разделённый на два отсека, один – для трёх профессоров и меня, а другой – для остальных; и, поскольку было построено несколько деревянных сараев для метеорологических, астрономических и магнитных исследований, мы даже добавили стойло для нескольких уцелевших оленей. И тут началась однообразная череда полярных ночей и дней без рассвета, едва отличимых один от другого, разве что по тёмно-серым теням. Временами нас охватывала ужасная тоска! Мы собирались отправить домой в сентябре два из трёх наших кораблей, но преждевременное и непредвиденное образование ледяных стен вокруг них расстроило наши планы; и теперь, когда к нам присоединились экипажи судов, мы должны были ещё больше экономить нашу скудную провизию, топливо и свет. Лампы использовались только в научных целях; в остальное время приходилось довольствоваться божьим светом — луной и северным сиянием……. Но как описать это великолепное, ни с чем несравнимое северное сияние! Все эти кольца, стрелы, гигантские зарева, сотканные из точно разграниченных лучей самых ярких и разнообразных оттенков. Ноябрьские лунные ночи были такими же великолепными. Особенно бросалась в глаза игра лунных лучей на снегу и замерзших скалах. Это были сказочные ночи.

 

Ну вот, в одну из таких ночей (может быть, это был один из таких дней, насколько я помню, с конца ноября и примерно до середины марта у нас вообще не было сумерек, чтобы отличить день от ночи,) на фоне разноцветных лучей, окрашивающих снежные равнины в золотисто-розовые оттенки, мы вдруг заметили тёмное движущееся пятно……. Оно всё росло и, казалось, дробилось по мере приближения к нам. Что это было? . . . Это было похоже на стадо или группу людей, несущихся рысью по заснеженной пустыне… Но животные там были белыми, как и всё остальное. Что же это тогда?……. Люди?

 

Мы не могли поверить своим глазам. Да, к нашему жилищу приближалась группа мужчин. Оказалось, что ими были примерно пятьдесят охотников на тюленей во главе с Матилиссом, известным моряком-ветераном из Норвегии. Они были в плену у айсбергов, как и мы.

 

«Как вы узнали, что мы здесь?» — спросили мы.

 

«Старый Йохан, этот самый наш старый охотник, показал нам дорогу», — ответили они, указывая на почтенного вида седовласого старика.

По правде говоря, их проводнику лучше было бы сидеть дома у очага, чем охотиться на тюленей в полярных землях с более молодыми мужчинами. И мы сказали им об этом, всё ещё недоумевая, как он узнал о нашем присутствии в этом царстве белых медведей. При этом Матилисс и его спутники улыбнулись, уверяя нас, что «старый Йохан» знает всё. Они заметили, что мы, должно быть, новички в заполярье, раз ничего не слышали о Йохане и продолжаем удивляться всему, что о нём говорят.

 

«Вот уже сорок пять лет, сказал старший охотник, как я ловлю тюленей в полярных морях, и, насколько мне помнится, я всегда знал его, и таким же, как он теперь, седобородым стариком. И ещё в те дни, когда я ходил в море маленьким мальчиком с моим отцом, мой отец рассказывал мне то же самое о старом Йохане, и добавлял, что его собственный отец и дед тоже знали с детства Йохана, причём никто из них никогда не видел его иначе, чем белым, как наши снега. И, как наши предки прозвали его «седовласым всезнайкой», так и мы, охотники на тюленей, называем его до сих пор».

 

«Вы хотите заставить нас поверить, что ему двести лет?» – рассмеялись мы.

 

Некоторые из наших моряков столпились вокруг седовласого феномена и засыпали его вопросами.

 

«Дедушка, ответь нам, сколько тебе лет?»

 

«Я и сам этого не знаю, сыночки. Я живу, пока Бог велит мне. Что же касается моих лет, то я их никогда не считал их».

 

«А как ты узнал, дедушка, что мы зимуем в этом месте?»

 

«Бог вёл меня. Как я узнал об этом, я не знаю, кроме того, что я знал — я знал куда».