Можно войти во внутреннее существо даже скалы или камня
0000000000000000000000000000000000000000000
Следующий текст соответствует главе 8
книги «Истина, красота и доброта,
Радхи Бернье, T.И.Д., Индия, 1985, 72 страницы.
000000000000000000000000000000000000000000000000
В сочинениях Платона описывается, как Сократ обучал своих учеников и спрашивал их о значении слов огромной важности, таких как любовь и красота. По мере того, как предлагались определения, он критически их рассматривал и указывал на ошибочность понятий, приведших к данным определениям. Такой метод и критическая оценка были также приняты Буддой и другими учителями древности.
Большинству из нас, если бы нас попросили сделать то же самое, было бы трудно дать определение таким словам, как красота и доброта, чтобы правильно передать всю глубину истинного значения этих терминов. Но действия в этом направлении может быть чрезвычайно полезными, позволяя нам побродить по до сих пор неведомой сфере мыслей и достоверного опыта, не терпящего противоречий, поскольку только опыт созерцания рассматриваемого качества позволяет получить верное определение.
Попытаемся вкратце рассмотреть, что такое искусство, и какое место в нём занимает красота. Можно сказать, что обычно искусство относится к творениям человека, предназначенным быть красивыми. Очевидно, что не всё прекрасное является искусством, поскольку мы не имеем в виду красоту природы, например, деревья и цветы, небо и звёзды, или красоту характера человека, или прелесть невинного ребенка. Искусство – это творение человека, в отличие от творений и чудес природы.
В музеях мира среди предметов искусства находится множество любопытных произведений – пятна из смеси красок, карикатура на человеческую фигуру с глазом на животе или с носом на затылке, или так называемая скульптура, которая непривлекательна для всех, кроме немногих весьма непостижимым образом. Есть также музыка, которая похожа на грохот и действует нервы. Во многих из этих случаев можно обнаружить проявление изобретательности или мастерства и стремление к интеллектуальной или эмоциональной стимуляции, что приводит к уродству, а не к красоте. Настоящее произведение искусства должно демонстрировать необычайное мастерство, но, кроме того, оно должно исходить из такого состояния сознания, которое понимает красоту и может передавать её другим. Когда отсутствует чувство красоты, хотя может быть интеллектуальное или моральное удовлетворение, чувственное наслаждение, ощущение самовыражения или что-либо ещё, такая деятельность или творчество не являются искусством.
Поэзию называют «лирической интуицией» — лирической, потому что она проникнута чувствами. Вальмики, первый среди поэтов санскритской традиции, смог создать своё великолепное произведение искусства, эпос «Рамаяна», когда им двигало сильное горестное чувство птицы, потерявшей свою половинку. Испытанное им слияние с птицей, привело его в созерцательное состояние, результатом которого стала поэма, которая вдохновляла и до сих пор вдохновляет миллионы людей по всей Индии. Такой поток симпатического чувства может быть даже с неодушевленными предметами природы. Каким-то образом возможно проникнуть в самое существо вещей.
«Воображать вещи такими, какие они есть сами по себе, равносильно воображать их такими, какими они были бы, если бы имели смутное сознание своего собственного существования. Итак, у нас есть только один способ представить себе вещь изнутри, а именно, поместить себя внутрь них». (Сурьо)
Возможность помещать себя «внутрь» вещей и чувствовать, так же как и они, не ограничивается созданиями, родственными нам, т. е. другими людьми. Даже птицы, поющие высоко в небе, возможно родственны нам, или растущее дерево, наслаждающееся солнечным теплом или подвергающееся ударам бури.
Можно войти во внутреннее существо даже скалы или камня, или земли, впитывающей дождь после знойного дня.
«Мы можем представлять себя не только в форме дерева, отождествляя свою жизнь с жизнью тонких побегов, которые набухают и вытягиваются, чувствуя в душе восторг ветвей, которые прелестно поникли и покачиваются. Мы одинаково распространяем на неживые предметы те чувства, которые придают им смысл. И такими чувствами мы превращаем инертную массу здания во множество членов живого тела, испытывающего внутреннее напряжение, которое мы переносим обратно в себя». (Лао-цзы)
Так что у человека искусства есть способность чувствовать изнутри. Но, как мы все знаем, он может делать это, не будучи мыслителем, не понимая, что он делает, и, не проявляя изображаемого им достоинства. Он может воспевать воодушевлённо мужественную душу, хотя «он может не быть наделён мужеством на деле; он может даже проявлять признаки робости и трусости», но какое-то время он испытывает чувство мужества.
Такая «лирическая интуиция» или чувство единства есть ограниченная форма доброты. Она существует, смешанная со стремлением к славе или бессмертию, завистью и ревностью, непостоянством и равнодушием и другими чертами характера, обычно присущими людям искусства. Известно, что артистический темперамент непостоянен и неконтролируем. Любопытно и то, что человек искусства, который видит и создаёт красоту некоего предмета или в некоторой области, может быть совершенно неспособен откликнуться на красоту других вещей или в другой области. Он может быть совершенно нечувствителен к очарованию природы. Даже в определённой области, будь то музыка, живопись или любое другое искусство, его реакция может быть ограничена формой или стилем, к которым он привык.
Мы должны заключить, что искусство возникает из видения сути вещи изнутри, но оно также является продуктом обусловленного сознания. Обусловленный ум ограничивает себя, отождествляя себя с различными переживаниями и желаниями, порождёнными опытом. Поэтому он избирателен в своём подходе к вещам, отвергая или игнорируя одни вещи, любя и принимая другие, или, другими словами, реагируя за или против в соответствии с чувственными желаниями.
Но ни добродетель доброты, ни качество красоты в высшем смысле не избирательны. Плотин говорит, что добродетель присуща душе, когда душа стремится к единству. Шелли также говорил об этом:
«Давайте вспомним наши детские ощущения. … У нас не было такой прочной привычки проводить отличие между собой и тем, что мы видели и чувствовали. Всё это как бы составляло одну массу (или целое). Есть люди, которые в этом отношении всегда дети.…Они ощущают, что их природа растворилась в окружающей вселенной или что окружающая вселенная растворилась в их существе».
Такая детская чистота сознания, не создающая вокруг себя преград, отделяющих себя от других, только и способна осознать вселенскую и непреходящую особенность красоты.
Разделение — это ограничение себя. Ограниченный ум может видеть только ограниченную красоту. Он желает, как сказал Платон, выразить или увековечить себя многими способами, оставив после себя художественное или интеллектуальное потомство, стихи, песни или конституции государств.
Платон говорил, что несовершенство будет существовать до тех пор, пока желание достичь единой красоты будет удовлетворяться созданием сущностей, отличных от нас самих. Ведь желание, побуждающее к таким произведениям, коренится в удовольствиях ограниченного «я». «Удовольствие — величайший из обманщиков», опять же цитата Платона. Красота, познаваемая и создаваемая обусловленным и ограниченным умом, выбирающим объекты, с которыми он соединяется, обязательно имеет свойство тленности. Доброта, которую знает такой ум, также ограничена мгновениями лирической интуиции. Это есть «красота, приложенная к глупости», цитируя Блейка.
Но особенность красоты как таковой не ограничивается только произведениями искусства, красота не ограничена и универсальна по своей природе. Раскин сказал, что она имеет отношение ко всем вещам.
«Новая сила, делающая вещь красивой, есть некое космическое свойство, или способность внушать связь со всем миром и, таким образом, поднимать предмет из состояния жалкой индивидуальности… Любая красота указывает на одинаковость».
Итак, красоту можно описать как выход из ограниченной индивидуальности, из избирательности обусловленного «я» [1] в безбрежность всеобщего сочувствия. Следовательно, красота есть свобода и любовь. Это значит быть свободным от плена чувств и объектов чувств, от соблазна всего тленного. В такой свободе, которая есть истинное сострадание ко всем, а не только к некоторым избранным объектам, заключается доброта, которую можно назвать любовью. Доброта не выбирает; она охватывает всё.
«Для восторга, красоты и любви
Нет ни смерти, ни перемен; они
Превыше сил наших, что света снести
Не могут, ибо сами мрачны они». (Шелли)
«Ведь рождённая небом душа в небо парит,
За пределами мира ищет она
То, что ложным не станет впредь никогда,
Там идеальную форму она лицезрит.
Мудрецы же покоя в том не найдут
Что тленно; и сердца свои не отдадут
Всему тому, что времени покорно». (Микеланджело)
Тот, кто хочет познать красоту, может изучать музыкальную гармонию, палитру, равновесие форм, но он не должен поддаваться соблазну этих преходящих форм или ограничиваться ими.
«Всё хорошее, что мы получаем от искусства… заключается в том, чем мы становимся благодаря ему», — сказал Оскар Уайльд. Кто не любит красоту во всём, тот не любит её вовсе. Осознание красоты во всех вещах есть сама доброта, поскольку это есть познание всеобщей истины. Итак, красота — неизменный спутник доброты.
«Поиск красоты неотделим от жизни в чистоте, управления собой и нежности», — цитата из Ч. Джинараджадасы.
ПРИМЕЧАНИЕ:
[1] Конечно, всё во вселенной кармически обусловлено. Нет ничего «безусловного». Даже вселенная обусловлена своими пралайями и манвантарами, и каждая манвантара или пралайя имеет определённую продолжительность в соответствии с кармой. Махатмы подчиняются карме и её закону и не притворяются «необусловленными». Они превзошли более плотные уровни действия кармического закона, карму слепоты и невежества. Радха Бернье здесь упоминает (как мы надеемся) лишь низшие уровни обусловленности или кармических состояний духовного невежества и привязанности к пяти чувствам. (ККА)