«Путь», август 1893 г.
Мне не посчастливилось знать мадам Блаватскую так близко, как хотелось бы, тем не менее, я прошу присовокупить свою дань памяти этой прославленной женщине.
В 1878 или 1879 году я посетила апартаменты, в которых проживала мадам Блаватской на Западной сорок седьмой улице. У неё был неофициальный прием, было много гостей. Меня приняли с той очаровательной сердечностью, которая покоряла каждого честного и бескорыстного человека, приходившего к этой удивительно одаренной женщине. Мы немного поболтали с ней во время приветствия, а затем медленно подошли к одному из окон, задержавшись там на мгновение или на два, потом она оставила меня, чтобы уделить внимание другим гостям.
Я стояла одна у окна в течение пятнадцати минут. Я полностью осознавала присутствующих, слышала гул разговоров, звуки негромкого веселья доносились до моих ушей. Я ясно осознавала, как люди приходили и уходили, все события относительно времени, места и обстоятельств были очевидны, реальны и во всех отношениях соответствовали приемам, оказываемым любой гостеприимной хозяйкой. Повседневная жизнь оживлённой улицы проходила перед моими глазами в обычной манере, и все же я знала, что моё «я» стояло на краю потока, плавно текущего мимо того места, где я стояла. Журчание было непрерывным, успокаивающим и тихим; травы колыхались в унисон с журчанием реки; скрытая жизнь насекомых вторила вздохам ветра; птицы щебетали и порхали в пышной листве; все голоса природы смешались в одну гармоничную мелодию, которая казалась душой тишины, дышащей через музыкальный ритм, настроенный на священные темы. Все казалось знакомым «мне», и я наслаждалась этими ощущениями точно так же, как любой человек наслаждается любым естественно приятным ощущением. Как долго осознание этого «чувства души» продолжалось, я не знаю, возможно, минут пятнадцать.
Мадам с улыбкой вернулась ко мне, и я встретила её вопросом: «Что это?» Она просто ответила, как само собой разумеющееся: «Это священная музыка. Вы на берегах Ганга».
Хотя я англо-индийского происхождения, и моя бабушка была индуской, мадам Блаватской не была в курсе этого факта, но я совершенно убеждена, что меня не загипнотизировали. Я приписываю это обстоятельство ее интуитивному знанию тех, с кем она общалась, хотя я не сомневаюсь, что моя индийская кровь сделала меня более близкой с ней, чем могло бы быть в противном случае.
Мы немного мило побеседовали, и она сказала мне, между прочим, что я должна вернуться к тому, что всегда было моим. Я стала членом теософского общества и действительно вернулась к себе, как и предсказывала мадам Блаватская; поскольку как только я прочитала философию теософской доктрины, я поняла, что это то, чему я верила всю свою сознательную жизнь.
Всякий раз, когда я приезжала в Нью-Йорк, я разыскивала мадам Блаватскую и находила новое очарование в каждом визите. Я не могла не видеть и не ценить того необыкновенного характера, которым она обладала. Я верю, что она была очень искренней, совершенно честной, непоколебимо правдивой, целеустремленной, чистосердечной, человеком большой души и безупречной чистоты.